Джек ВЭНС

ПЫЛЬ ДАЛЕКИХ ЗВЕЗД

Глава 1

Генри Белт, прихрамывая, вошел в конференц-зал, поднялся на кафедру и с почти оскорбительным равнодушием быстрым взглядом скользнул по лицам восьми юношей. Генри Белт порылся в кармане и достал карандаш и тетрадь в однотонно-красной обложке. Восемь молодых людей в полной тишине наблюдали за ним. Все они походили друг на друга: здоровые, крепкие, сообразительные. У всех на лицах одинаковое выражение тревожной настороженности. Каждый из них слышал легенды о Генри Белте, и каждый имел о нем свое мнение.
Генри Белт являл собой личность совсем иного сорта. У него было широкое плоское лицо с кожей, напоминающей шкурку бекона, жесткие седые волосы, торчавшие на макушке, узкие проницательные глаза, нос картофелиной, могучие плечи и короткие кривые ноги.
—  Прежде всего, — начал Генри Белт, ухмыляясь щербатым ртом, — хочу, чтобы вы сразу уяснили: я не ожидаю от вас любви ко мне. Случись такое, я был бы весьма удивлен и огорчен. Это означало бы, что я недостаточно требователен. — Он откинулся на спинку креса, наблюдая за безмолвной группой.
—  Вы, конечно, слышали про меня разные истории. Почему меня до сих пор не выкинули со службы? Неисправимый, самонадеянный, непредсказуемый Генри Белт. Пьянчуга Генри Белт. (Последнее, конечно, клевета, Генри Белт никогда в жизни не притрагивался к спиртному.) Почему они меня терпят? По одной простой причине: незаменимость. Никто не желает брать на себя мою работу. Только человек вроде Генри Белта пойдет на такое: год за годом болтаться в пространстве, где не на ком остановить взгляд, кроме полудюжины молокососов. Он забирает их, и он их возвращает. Не всех. И не каждый вернувшийся становится астронавтом. Но когда они видят его на улице, они переходят на другую сторону. Услышав имя Генри Белта, они бледнеют или краснеют. И ни один не улыбнется. Некоторые из них теперь занимают высокие посты. Они могли бы запросто вышвырнуть меня, если б захотели. Спросите их, почему они этого не делают? Генри Белт — это ужас космоса, скажут они, он — злобный тиран, безжалостный, как топор палача, непостоянный, как женщина. Но полет с Генри Белтом раскрывает все карты. Он погубил многих, он лично прикончил несколько человек, но те, кто вернулся, с гордостью говорят: “Я летал с Генри Белтом”.
Еще вы, наверное, слышали, что Генри был удачлив. Не обольщайтесь. Удача приходит и уходит. Вы моя тринадцатая группа — это дурной знак. Я летал с семьюдесятью двумя мальчишками, вроде вас, и двенадцать раз возвращался. Отчасти это заслуга Генри Белта, отчасти — удача. Полеты длятся около двух лет. Какой человек способен это вынести? Только один: Генри Белт. Я налетал дней и миль больше, чем кто-либо из ныне живущих, и теперь открою вам секрет: я начинаю просыпаться по ночам от странных видений. Это мой последний полет. После него я ухожу. Надеюсь, ребята, вы не суеверны? Одна колдунья предсказала мне смерть в космосе. Она наговорила много других вещей — и все они сбылись. Нам нужно научиться хорошо понимать друг друга. И вы, очевидно, хотите знать, по какому принципу я буду вас оценивать? Насколько я объективен и честен? Моя система такова. У меня есть красная тетрадь. Вот она. Прямо сейчас я занесу в нее ваши имена. Итак. Вы, сэр?
—  Кадет Льюис Линч, сэр.
—  Вы?
—  Эдвард Кулпеннер, сэр.
—  Маркус Верона, сэр.
—  Видал Уэск, сэр.
—  Марвин Макграт, сэр.
—  Барри Острэндер, сэр.
—  Клайд фон Глюк, сэр.
—  Джозеф Саттон, сэр.
Генри Белт записал все имена в красную тетрадь.
—  Теперь, когда кто-то из вас начнет делать то, что меня раздражает, я поставлю ему минус. По окончании полета я суммирую все минусы, добавлю еще кое-что и на этой основе напишу отзыв. Все очень просто.
Что меня раздражает? О, на такой вопрос трудно ответить. Если вы слишком много говорите — минус. Если вы мрачны и молчаливы — минус. Если вы неумелы и нерадивы, увиливаете от грязной работы — минус. Если вы пассивны и медлительны — минус. Как видите, границу очертить трудно. Вот намек, который спасет вас от многих минусов. Я не люблю сплетен, особенно когда они касаются меня. Я человек чувствительный, и сразу открываю красную тетрадь, когда чувствую, что меня задели. — Генри Белт опять откинулся на спинку кресла. — Есть вопросы?
Никто не издал ни звука.
Генри Белт кивнул:
 — Разумно. Лучше всего не выставлять свою глупость в начале игры. Отвечу на вопрос, который сейчас возник в каждой из ваших голов: Богом я себя не считаю. Но вы можете, если хотите. А это, — он взял красную тетрадь, — можете рассматривать как Книгу Грехов. Вот так. Есть вопросы?
—  Да, сэр, — сказал Кулпеннер.
—  Говорите, сэр.
—  Есть какие-либо возражения против алкоголя на борту, сэр?
—  Для курсантов — разумеется. Конечно, вода необходима в любом случае, и органические соединения можно использовать многократно, но, к сожалению, бутылки весят слишком много.
—  Я понял, сэр. Генри Белт встал.
—  И еще. Известно ли вам, что у меня на корабле железная дисциплина? Когда я говорю: “Все на борт!”, вы все немедленно выскакиваете. Конечно, это опасно. Я не гарантирую вам безопасность. Я далек от этого. Тем более что мы приписаны к этой старой развалине под номером двадцать пять. Вас здесь восемь. В полет отправятся только шесть кадетов. До конца недели я проведу отбор. Еще есть вопросы?.. Отлично. Тогда будьте здоровы.
Ковыляя на своих худых ногах, словно у него болели суставы, Генри Белт спустился с кафедры и вышел в боковую дверь.
Несколько мгновений стояла тишина.
Потом фон Глюк тихо произнес:
 — Боже мой!
—  Сумасшедший тиран, — проворчал Уэск. — Никогда не слыхал ничего подобного! У него мегаломания!
—  Полегче, — посоветовал Кулпеннер, — помните: никаких сплетен.
—  Вот еще! — возмутился Макграт. — У нас свободная страна, и будь я проклят, если не стану говорить все, что мне захочется.
Уэск встал.
—  Странно, что никто его не прикончил.
—  Я бы не стал пробовать, — заметил Кулпеннер, — вид у него довольно внушительный.
Он задумчиво нахмурился, встал, подошел к двери, через которую вышел их командир, и открыл ее. В коридоре стоял Генри Белт.
—  Да, сэр, — учтиво обратился Кулпеннер, — я забыл спросить, когда вы хотите собрать нас снова?
Генри Белт вновь взобрался на кафедру.
—  Сейчас вполне подходящий момент. — Он занял свое место и раскрыл красную тетрадь. — Вы, мистер фон Глюк, сделали замечание “Боже мой” оскорбительным тоном. Один минус. Вы, мистер Уэск, употребили по отношению ко мне выражения “Сумасшедший тиран” и “мегаломания”. Три минуса. Мистер Макграт, вы сказали, что свобода слова является официальной доктриной нашей страны. У нас сейчас нет времени обсуждать эту теорию, но полагаю, в настоящем контексте подобное высказывание несет в себе нарушение субординации — один минус. Мистер Кулпеннер, ваше невозмутимое самодовольство меня раздражает. Я бы предпочел, чтобы вы проявляли меньше спокойствия и уверенности.
—  Сожалею, сэр.
—  Однако вы воспользовались случаем и напомнили вашим коллегам о моем правиле, поэтому я не буду ставить вам минус.
—  Благодарю, сэр.
Генри Белт откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.
—  Слушайте хорошенько, повторять я не собираюсь. Записывайте, если хотите. Тема: солнечные парусники, теория и практика. Это материал, который вы проходили, но я повторю, чтобы избежать неясностей.
Первое. Зачем возиться с парусами, если корабль с ядерными двигателями быстрее, маневреннее, надежнее и легче в управлении? Ответ состоит из трех частей. Во-первых, парусник — неплохое средство перемещения тяжелых грузов в космосе: медленно, но дешево. Во-вторых, размеры паруса неограниченны, потому что для движения используется механическое давление света, и нам не надо ни двигателей, ни топлива. Солнечный парус гораздо легче, чем ядерный реактор, и способен перемещать большие корабли с большими командами. В-третьих, для тренировки астронавтов нет лучшего способа, чем манипуляции с парусом. Конечно, компьютер рассчитывает наклон паруса и прокладывает курс; без компьютера мы были бы как слепые котята. Но управление парусом дает навык работы с космическими стихиями, такими, как свет, гравитация, электромагнитное поле.
Есть два типа парусников: простые и сложные. Первые используют только солнечную энергию, у вторых имеется вспомогательный двигатель. Нам достался номер двадцать пять — первого типа. Он состоит из корпуса; большого параболического рефлектора, который служит радаром, радиоантенной, а также рефлектором генератора энергии; и самого паруса. Конечно, световое давление очень мало, порядка одной унции на акр на данном расстоянии от Солнца. Необходимо, чтобы парус был очень большим и очень легким. Мы используем флуоросиликоновую пленку толщиной в одну десятитысячную дюйма, покрытую литием до состояния непрозрачности. Толщина литиевого слоя — примерно тысяча двести молекул. Вес такой фольги — около четырех тонн на квадратную милю. Она крепится к ободу из тонкостенной трубки, от которого идут растяжки из монокристаллического железа.
Мы стараемся достичь давления в шесть тонн на квадратную милю, что дает ускорение между одной сотой и одной тысячной в зависимости от расстояния до Солнца, угла наклона паруса, орбитальной скорости и отражающей способности поверхности. Это ускорение кажется ничтожным, но расчеты показывают, что оно позволяет получить огромную скорость. Одна сотая дает увеличение скорости на восемьсот миль в час через каждый час, то есть на восемнадцать тысяч миль в час каждый день или на пять миль в секунду каждый день. Таким образом, межпланетные расстояния вполне доступны — разумеется при надлежащем обращении с парусом.
Достоинства паруса очевидны. Он не требует больших затрат на изготовление и эксплуатацию. Ему не надо ни горючего, ни окислителя. Двигаясь в космическом пространстве, парус захватывает ионы газа, которые с помощью параболического рефлектора направляются в плазменный реактор, что дает дополнительное ускорение.
Недостатки космического парусника такие же, как у планера или парусного судна. Мы должны использовать силы природы точно и аккуратно.
Размеры паруса практически неограниченны. На двадцать пятом он около четырех квадратных миль. Для полета нам нужно поставить новый парус, потому что старый износился.
Все. До завтра. — Генри Белт заковылял к выходу и скрылся за дверью. На этот раз комментариев не последовало.

Глава 2

Восемь кадетов спали в одной спальне, вместе посещали занятия, обедали за одним столом. В различных мастерских и лабораториях они собирали, разбирали и вновь собирали компьютеры, насосы, генераторы, локаторы, передатчики.
—  Мало иметь умелые руки, — заявлял Генри Белт. Одной сноровки недостаточно. Еще важнее находчивость, изобретательность, смекалка. Посмотрим, на что вы способны.
И каждого кадета отвели в отдельную комнату, где на полу лежала большая куча всевозможных деталей и блоков различных устройств.
—  Это двадцатишестичасовой тест, — объявил Генри Белт. — У каждого из вас одинаковый набор деталей и оборудования. Никакого обмена деталями или информацией! Те, кого я уличу в подобном поступке, будут исключены из группы без рекомендации. Прежде всего я хочу, чтобы вы построили один стандартный компьютер “Аминекс” девятой модели. Во-вторых, сервомеханизм для ориентации массы в десять килограммов в направлении Мю Геркулеса. Почему Мю Геркулеса?
—  Потому что Солнечная система движется в направлении Мю Геркулеса, сэр, и мы таким образом избегаем параллактической ошибки. Сколь бы ничтожна она ни была, сэр.
—  Последнее замечание отдает легкомыслием, мистер Макграт, которое ведет лишь к тому, чтобы отвлечь внимание тех, кто старается воспользоваться моими наставлениями, — один минус.
—  Простите, сэр, я только хотел сказать, что для многих практических целей такая степень точности необязательна.
—  Эта идея, кадет, достаточно элементарна, чтобы тратить на нее время. Я ценю краткость и точность.
—  Да, сэр.
—  И третье. Из этих материалов соберите передатчик на сто тысяч ватт для двусторонней связи между базой Тихо и Фобосом, на любой частоте, какая вам понравится.
Кадеты начали сходным образом: сначала рассортировали материал на кучки, затем занялись проверкой и калибровкой приборов. Последующие достижения существенно различались. Кулпеннер и фон Глюк, рассматривая это испытание отчасти как психологический тест, не смутились, когда обнаружили отсутствие или непригодность некоторых необходимых деталей, и выполнили каждый проект насколько это было осуществимо. Макграт и Уэск, начав с компьютера, скоро пришли в замешательство, и их работа утратила целенаправленность. Линч и Саттон упорно трудились над компьютером, Верона — над передатчиком.
Только Кулпеннеру удалось закончить один из приборов. Он распилил, отшлифовал и склеил куски двух разбитых кристаллов, получив один грубый, маломощный, но действующий мазер.
На следующий день после теста Макграт и Уэск исчезли, и никто не знал, ушли ли они сами или их исключили по представлению Генри Белта.
После теста был отпуск на уик-энд. Кадет Линч потягивал коктейль на вечеринке и беседовал с полковником Трэнчардом, который услышав, что Линч обучается у Генри Белта, сочувственно покачал головой.
—  Я сам летал со старым чертом. Честное слово, это просто чудо, что мы вернулись. Белт напивался почти каждый день.
—  Как же он избежал суда? — спросил Линч.
—  Очень просто. Похоже, все высшие чины обучались под его руководством. Конечно, они его смертельно ненавидят, но у них извращенное чувство, собственного достоинства. А может, надеются, что какой-нибудь кадет проучит его.
—  Кто-нибудь пытался?
—  О, да. Однажды я ударил его. Мне повезло: отделался переломом ключицы и растяжением связок ноги. Если вернетесь живыми, получите хороший шанс занять высокую должность.
На следующий день Генри Белт как бы между прочим сообщил:
 — В следующий вторник утром старт. Уходим на несколько месяцев.
Во вторник утром кадеты заняли места в “Ангеле”. Затем явился Генри Белт. Пилот приготовился к старту.
—  Держите шапки, ребята! Отсчет... Газовая струя ударила в землю, и ракета взмыла ввысь. Через час пилот объявил:
 — Вот ваш корабль. Старик двадцать пятый. А рядом с ним — тридцать девятый, только что из рейса.
Генри Бель с ужасом уставился в иллюминатор.
—  Что они сделали с кораблем? Раскрасили? Красный, белый, желтый! Прямо шахматная доска.
—  Это какой-то идиот из новичков, — пояснил пилот. — Говорят, он решил украсить старый корабль для пикника конгрессменов.
Генри Белт повернулся к кадетам:
 — Полюбуйтесь на это вопиющее безобразие — результат тщеславия и невежества. Нам потребуется несколько дней, чтобы удалить краску.
Они приблизились к двум парусникам: скромный тридцать девятый, только из полета, и размалеванный двадцать пятый. У выходного люка тридцать девятого виднелась группа людей, их снаряжение висело на тросах — Посмотрите на этих людей, — сказал Генри Белт. — Эти неисправимые лоботрясы совершили развлекательную прогулку вокруг Марса. Они плохо обучены. Когда вернетесь вы, джентльмены, вы будете усталыми, но хорошо натасканными. А теперь, джентльмены, наденьте шлемы и приступим к делу. — Голос Генри Белта доносился уже по радио. — Линч, Острэндер останутся здесь. Верона, Кулпеннер, фон Глюк, Саттон, перебирайтесь по тросам на корабль, переправляйте груз и укладывайте его согласно инструкции.
Генри Белт занялся своим личным грузом, который состоял из нескольких больших ящиков. Он прикрепил их к тросам, подтянул к двадцать пятому, потом сам добрался до входного люка и, переправив туда ящики, исчез в недрах корабля.
Тем временем команда тридцать девятого перешла в челнок, который устремился к Земле, быстро уменьшаясь в размерах.
Когда груз был уложен, кадеты собрались в кают-компании. Генри Белт появился из командирской каюты.
—  Джентльмены, как вам здесь нравится? А, Кулпеннер?
—  Салон просторный, сэр. Вид великолепный. Генри Белт кивнул.
—  Мистер Линч? Ваши впечатления?
—  Боюсь, они еще не сложились, сэр.
—  Понятно. Вы, мистер Саттон?
—  Пространство грандиознее, чем предполагал, сэр.
—  Это верно. Пространство всегда невообразимо. Хороший астронавт должен быть сильнее пространства или научиться его не замечать. И то и другое сложно. Хорошо. Итак, джентльмены, сейчас я сделаю кое-какие замечания, а потом удалюсь и буду отдыхать. Поскольку это мой последний полет, я не собираюсь больше ничего делать. Управление кораблем целиком ляжет на ваши плечи. Я буду появляться лишь время от времени с благосклонной улыбкой, или — увы — чтобы сделать отметки в красной тетради. Формально я остаюсь, но вы шестеро насладитесь полным контролем за кораблем. Если вы вернетесь на Землю невредимыми, я поставлю вам положительные оценки. Если разобьете корабль или заведете его на Солнце, вы окажетесь несчастнее меня, потому что мне суждено умереть в космосе. Мистер Глюк, я, кажется, заметил на вашем лице усмешку?
—  Нет, сэр, это задумчивая полуулыбка.
—  Могу я спросить, что смешного в моей безвременной кончине?
—  Это будет большая трагедия, сэр. Я просто подумал, что у нас еще сохраняются не то чтобы суеверия, но скажем, вера в субъективность космоса.
Генри Белт сделал отметку в красной тетради.
—  Не знаю, что вы имели в виду под этой абракадаброй, мистер фон Глюк. Ясно одно: вы воображаете себя философом и диалектиком. Я не буду ставить вам в вину подобные замечания, пока они не таят оттенков злобы и оскорбительной дерзости, к которым я чрезвычайно чувствителен. Что касается суеверий, то лишь примитивный разум считает себя хранилищем абсолютного знания. Насколько я помню, по этому поводу Гамлет хорошо сказал Горацио в известной пьесе Уильяма Шекспира. У меня были странные и неприятные видения. Может, это галлюцинация, а может, космос воздействовал на мой разум или на разум кого-то или чего-то отличного от меня. Не знаю. Поэтому рекомендую вам придерживаться гибкой позиции в тех вопросах, где истина еще не установлена. Иначе встреча с необъяснимым может повредить ваш разум, который весьма хрупок. Я ясно выразился?
—  Абсолютно, сэр.
—  Отлично. Тогда продолжим. Мы установим систему дежурств: будете дежурить по очереди с каждым из пяти остальных, таким образом я надеюсь воспрепятствовать появлению каких-либо содружеств или группировок.
Вы осмотрели корабль. Корпус представляет собой сэндвич из сплава лития с бериллием, изолирующей пены, волокнистого слоя и внутренней обшивки. Он очень легкий, прочность создается скорее давлением воздуха, чем свойствами материалов. Поэтому у нас достаточно места, чтобы вытянуть ноги и каждому получить свой угол.
Каюта командира слева. Ни при каких обстоятельствах никому не позволяется вторгаться в мои апартаменты. Когда захотите поговорить со мной, постучите в дверь. Если я выйду — хорошо. Если нет — уходите. Направо шесть кают, которые вы можете распределить между собой по жребию.
Ваш распорядок будет таков: два часа занятий, четыре часа дежурства, шесть часов отдыха. Я не требую слишком интенсивных занятий, но рекомендую проводить время с пользой.
Наша цель — Марс. Сейчас мы соберем новый парус, затем вы тщательно проверите все снаряжение на борту. Каждый из вас рассчитывает наклон паруса и курс. Я не буду участвовать в управлении кораблем. Я также не люблю, когда меня впутывают в разные аварийные ситуации. Если что-нибудь подобное случится, буду строго наказывать виновника.
Пение, свист, мурлыканье запрещается. Я не терплю страха и истерики и немедленно делаю соответствующие отметки. Никто не умирает больше одного раза, мы хорошо знаем опасность избранного нами занятия. Не должно быть никаких розыгрышей. Если хотите, можете драться, только так, чтобы не побеспокоить меня и не переломать приборы. Но не советую, потому что это влечет за собой обиды, и мне известны случаи, когда кадеты убивали друг друга. В личных взаимоотношениях рекомендую сохранять сдержанность и беспристрастность. Фильмотека, разумеется, в вашем распоряжении. Вы не должны использовать радио иначе, чем для приема и передачи сообщений. По правде говоря, я умышленно вывел его из строя — таков мой метод. Чтобы ни случилось, мы должны обходиться своими силами. Есть вопросы? Отлично. Если вы все будете действовать достаточно точно и аккуратно, мы вернемся целыми и невредимыми с минимальным количеством минусов. Хотя, надо сказать, в предыдущих двенадцати полетах это не удавалось. А теперь выбирайте каюты и распаковывайте свои вещи. Завтра транспортер доставит новый парус, и вы приметесь за работу.

Глава 3

Транспортер разгрузил большую связку трехдюймовых трубок из тонкого, как бумага, лития с добавлением бериллия и нитей монокристаллического железа — общей длиной в восемь миль. Кадеты соединяли трубки и заваривали стыки. Когда трубка достигала четверти мили в длину, ее сгибали в дугу с помощью троса, натянутого между двумя концами, затем добавляли следующие секции. Постепенно свободный конец описал огромную кривую и, начал приближаться обратно к корпусу. Когда была приварена последняя трубка, свободный конец подтянули и вставили в паз. В результате получился огромный обод диаметром две с половиной мили.
Генри Белт время от времени появлялся в своем скафандре, наблюдал за работой и отпускал язвительные замечания, которым, впрочем, уделялось мало внимания. Настроение кадетов заметно изменилось. Приятно было парить в невесомости над огромным медленно вращавшимся шаром с континентами и океанами.
Все виделось в радужном свете, даже учебный полет с Генри Белтом. Когда он пришел проверять их работу они обменялись снисходительными улыбками. Генри Белт вдруг стал казаться ничтожным существом, жалким бродягой, способным лишь к пьяному бахвальству. К счастью, они оказались не столь наивны, как предыдущие группы! Те принимали Берта всерьез; он запугал их, превратил в покорное стадо. Но с их командой такой фокус не пройдет! Они видели генри Белта насквозь! Знай делай свое дело и не хлюпай носом. Учебный полет продлится всего несколько месяцев, а потом начнется настоящая жизнь. Пережить все это, по возможности, не замечать Генри Белта — вот самая разумная позиция, лучший способ завладеть ситуацией.
В группе уже определились характеры каждого из членов. Кулпеннер учтив, уравновешен, немного беспечен. Линч вспыльчив, любит поспорить. Фон Глюк — тонкая артистическая натура. Острэндер разборчив, чересчур аккуратен. Саттон угрюм, подозрителен. Верона усерден, немного прямолинеен, но стоек и надежен.
Когда вокруг корпуса закачался сияющий обод, транспортер доставил парус — большой рулон темной блестящей пленки. Развернутый, он превратился в огромный сверкающий круг, покрытый рябью и уже надувшийся под действием солнечного ветра. Кадеты прикрепили пленку к ободу, натянули ее, как кожу на барабан, и закрепили. Теперь парус следовало осторожно развернуть краем к Солнцу, иначе корабль могло унести от легкого толчка.
Тросы из монокристаллического железа соединили обод с краями параболического рефлектора. В сравнении с парусом рефлектор казался совсем маленьким, как и корпус корабля по сравнению с рефлектором. Теперь парусник был готов к полету.
Транспортер доставил последний груз: воду, провиант, запасные части, новые микрофильмы, почту. Наконец Генри Белт скомандовал: “Поднять парус!” Это означало, что нужно повернуть парус так, чтобы он улавливал солнечный свет, когда корабль, обращаясь вокруг Земли, удалялся от Солнца, и наклонять параллельно солнечным лучам, когда корабль приближался к Солнцу. Полученная орбитальная скорость при правильно рассчитанном курсе позволит преодолеть узы земного притяжения и направить парусник номер двадцать пять к Марсу.
В течение этого периода кадеты тщательно проверяли каждый элемент снаряжения. Некоторые приборы вызывали у них недовольство и тревогу: двадцать пятый действительно оказался порядочной развалиной с устаревшим оборудованием. Генри Белта, похоже, забавляли их жалобы.
—  Это учебный полет, а не увеселительный круиз. Если хотите, чтобы кто-то утирал вам нос, вам лучше подыскать место на Земле. Мне не нравятся те, кто выискивает чужие ошибки. Если хотите иметь образец для подражания, смотрите на меня.
Угрюмый, обычно погруженный в себя Саттон осмелился сострить:
 — Если бы мы стали подражать вам, сэр, что сталось бы с запасами виски?..
Тут же появилась красная тетрадь.
—  Чрезвычайная дерзость, мистер Саттон. Как вы могли так легко поддаться озлобленности?
Саттон покраснел, его глаза блеснули; он открыл было рот — и тут же закрыл его. Генри Белт, учтиво подождав, отвернулся от Саттона.
—  Джентльмены, я строго следую своим правилам. Я точен, как часы. Нет лучшего товарища, чем Генри Белт. Нет среди живущих никого справедливее. Мистер Кулпеннер, вы хотите что-то сказать?
—  Ничего, сэр.
Генри Белт подошел к иллюминатору, посмотрел на парус и тут же резко обернулся.
—  Кто дежурит?
—  Саттон и Острэндер, сэр.
—  Джентльмены, обратите внимание на парус. Он повернулся выпуклой частью к Солнцу. Через десять минут мы запутаемся в сотне миль троса.
Саттон и Острэндер бросились исправлять положение. Генри Белт презрительно покачал головой.
—  Это именно то, что именуется словами “небрежность” и “невнимательность”. Вы оба совершили серьезную ошибку. Парус всегда должен находиться в таком положении, чтобы тросы оставались натянутыми.
—  Похоже, что-то не в порядке с датчиком, сэр, — неосторожно заметил Саттон. — Он должен был оповестить нас, когда парус развернулся.
—  Боюсь, должен поставить вам дополнительный минус за попытку оправдаться, мистер Саттон. Ваш долг убедиться в том, что контрольная аппаратура все время работает должным образом. Никакая машина не заменит вашей бдительности.
Острэндер взглянул на контрольный пульт:
 — Кто-то повернул выключатель, сэр. Это не оправдание, а только объяснение.
—  Граница между ними трудноуловима, мистер Острэндер. Пожалуйста, запомните хорошенько мои замечания о бдительности.
—  Да, сэр, но кто повернул выключатель?
—  Оба, вы и Саттон, теоретически должны были следить за любыми подобными происшествиями. И вы ничего не заметили?
—  Нет, сэр.
—  В таком случае, я готов обвинить вас в очередной невнимательности и небрежности. Острэндер покосился на Генри Белта.
—  Насколько я помню, единственным человеком, который подходил к пульту, были вы, сэр. Уверен, вы не стали бы этого делать.
Генри Белт печально покачал головой.
—  В космосе ни от кого нельзя ожидать рационального поведения. Минуту назад мистер Саттон несправедливо приписал мне чрезмерную склонность к спиртному. А что если это так? Допустим, к примеру (шутки ради), что я действительно пил виски, что я попросту пьян?
—  Я согласен, сэр, все возможно. Генри Белт опять покачал головой.
—  Подобное замечание, мистер Острэндер, перекликается с высказанным мистером Кулпеннером. Лучшим ответом был бы такой: “В будущем я постараюсь быть готовым к любой мыслимой ситуации”. Мистер Саттон, вы издали свистящий звук?
—  Это я вздохнул, сэр.
—  Прошу вас дышать с меньшим рвением. Генри Белт повернулся и принялся расхаживать по кают-компании, рассматривая ящики и хмурясь при виде пятен на полированном металле. Острэндер что-то шепнул Саттону, и оба стали внимательно наблюдать за Генри Белтом. Наконец, Генри Белт, пошатываясь, направился к ним.
—  Вы проявили повышенный интерес к моим движениям, джентльмены.
—  Мы следили, как бы не произошло другого непредвиденного случая, сэр.
—  Отлично, мистер Острэндер, продолжайте в том же духе. В космосе нет ничего невозможного. За это я ручаюсь.

Глава 4

Генри Белт послал всю команду удалять краску с поверхности параболического рефлектора. Когда работа была окончена, солнечный свет стал фокусироваться на фотоэлементе. Возникшая при этом энергия использовалась для создания струи ионизированной плазмы. Ионы улавливались огромной поверхностью паруса. Так корабль получил дополнительное ускорение.
Наконец однажды, в момент, точно рассчитанный компьютером, парусник по касательной покинул земную орбиту и полетел под определенным углом к орбите Марса. При ускорении в одну сотую скорость нарастала быстро. Земля стремительно удалялась. Когда корабль оказался в открытом пространстве, радостное воодушевление кадетов исчезло, уступив место похоронно-торжественному настроению. Скрывающаяся из вида Земля — печальный символ уходящей жизни и долгой разлуки. Наиболее впечатлительные кадеты — Саттон, фон Глюк и Острэндер — оглядывались назад, чувствовали, как их глаза наполняются слезами. Даже уравновешенного Кулпеннера поразило величественное зрелище: Солнце — ослепительная бездна, и Земля — круглая жемчужина, катившаяся по черному вельвету среди мириадов сверкающих алмазов. И вдали от Земли, вдали от Солнца открывалась грандиозная картина совершенно иного мира. Впервые кадеты смутно почувствовали, что Генри Белт был прав, говоря о странных видениях. Тут царили смерть, покой, пустота и красота ярко сияющих звезд, обещавшая не забвение смерти, но вечность... Потоки и брызги звезд... Знакомы созвездия, звезды, словно древние герои, носившие гордые имена: Ахернар, Фомальгаут, Садал, Сууд, Канопус...
Саттон не мог смотреть на космос.
—  Страха я вроде не испытываю, — объяснял он фон Глюку, — а может, это действительно страх. Меня как будто засасывает, тянет туда... Наверное, со временем привыкну.
—  Я в этом не уверен, — возразил фон Глюк, — по-моему, космос может стать потребностью вроде наркотика — тогда на Земле будешь ощущать жар и одышку.
Жизнь стала размеренной. Генри Белт казался уже не человеком, а причудливым явлением природы, подобно смерчу или молнии. Он не проявлял ни к кому особой симпатии и не прощал ни малейшей обиды. Кроме личных кают, ни одно место на корабле не ускользало от его внимания. Постоянно от него разило перегаром, и предметом тайных обсуждений было количество виски, которое взял с собой Генри Белт. Но вне зависимости от того, как от него пахло и насколько сильно он шатался, взгляд его оставался твердым и проницательным, и говорил он без запинки своим на удивление ясным благозвучным голосом.
Однажды Генри Белт казался пьянее, чем обычно, и велел всей команде в скафандрах выйти из корабля и осмотреть парус на предмет повреждения метеоритами. Приказ показался кадетам достаточно странным, и они с недоумением уставились на своего наставника.
—  Джентльмены, вы колеблетесь, вам недостает усердия, вы предаетесь праздности и лени. Не воображаете ли вы себя На Ривьере? В скафандрах, по двое, все в космос! Проверьте корпус, парус, рефлектор и датчики. Даю вам два часа. Когда вернетесь, я хочу получить подробный рапорт. Мистер Линч, полагаю, сейчас вы ответственный дежурный. Вы предъявите рапорт.
—  Да, сэр.
—  Еще одно. Вы увидите, что парус слегка надулся от солнечного ветра. Поэтому он действует как фокусирующее устройство. Фокальная точка предположительно находится за кабиной управления. Но необязательно. Я видел, как однажды человек сгорел в таком фокусе. Имейте в виду.
В течение двух часов кадеты плавали в открытом космосе с помощью реактивных устройств. Всем понравилось это занятие, за исключением Саттона, которого захлестнул поток эмоций. Вероятно, меньше всех был взволнован практичный Верона, который осматривал парус столь тщательно, что мог бы удовлетворить даже Генри Белта.
На следующий день отказал компьютер. Острэндер был на дежурстве и постучал в дверь командирской каюты, чтобы доложить о происшествии.
Генри Белт появился на пороге. Похоже, он только что проснулся.
—  В чем дело мистер Острэндер?
—  У нас авария, сэр. Компьютер вышел из строя. Генри Белт почесал седую макушку.
—  Полагаю, данная ситуация не должна застать вас врасплох. Мы готовились к подобным авариям, все кадеты тренировались в сборке и починке компьютеров. Вы выявили неисправность?
—  Сломалась втулка диска устройства ввода. Возникло несколько миллиметров свободного хода. В результате — полная путаница данных, идущих к анализатору.
—  Интересная проблема. Но зачем вы излагаете ее мне?
—  Я считал, что следует вам сообщить, сэр. Не думаю, что у нас среди запчастей есть такие втулки, Генри Белт печально покачал головой.
—  Мистер Острэндер, помните ли вы мое заявление в начале полета о том, что вы, шестеро, полностью отвечаете за корабль?
—  Да, сэр, но...
—  — Это относится и к настоящей ситуации. Вы должны либо починить компьютер, либо выполнить расчеты вручную.
—  Слушаюсь, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.

Глава 5

Линч, Верона, Острэндер и Саттон разобрали механизм и удалили изношенную втулку.
—  Старая рухлядь! — возмутился Линч. — Почему они не могли снабдить нас нормальным оборудованием? Если они хотели нашей смерти, почему бы не пристрелить нас сразу и не избавить от всех мучений?
—  Мы пока еще не покойники, — напомнил Верона. — Ты смотрел в запасных частях?
—  Конечно. Ничего похожего. Верона задумчиво вертел втулку в руках.
—  Вероятно, мы могли бы отлить такую из баббита. Давайте попробуем, если вы, ребята, не торопитесь на тот свет.
Саттон взглянул в иллюминатор и быстро отвернулся.
—  Не отрезать ли нам парус?
—  Зачем? — спросил Острэндер.
—  Нам незачем развивать слишком большую скорость. Мы уже набрали тридцать миль в секунду.
—  Марс еще далеко.
—  А если ошибемся и пролетим мимо, где мы тогда окажемся?
—  Саттон, ты пессимист. Стыдно иметь склонность к меланхолии в столь молодом возрасте, — заметил фон Глюк.
—  Предпочитаю быть живым пессимистом, чем мертвым комедиантом.
Новая втулка была отлита, обточена и установлена на место прежней. Затаив дыхание, кадеты стали проверять центровку дисков.
—  Да, — нарушил молчание Верона, — вихляет. Как это скажется на работе, еще надо посмотреть. Можно попробовать немного отрегулировать прокладками.
Благодаря прокладкам из тонкой папиросной бумаги биение как будто прекратилось.
—  Теперь надо ввести данные, — сказал Саттон. — Посмотрим, как мы идем.
Координаты ввели в машину. Стрелка индикатора качнулась.
—  Увеличить наклон паруса на четыре градуса, — прочитал фон Глюк. — Мы здорово уклонились. Предполагаемый курс...
Он стал нажимать кнопки, наблюдая, как пересекавшая экран светящаяся линия колеблется вокруг точки, представляющей центр тяжести Марса.
—  Да, наша эллиптическая орбита пройдет примерно в двадцати тысячах миль от Марса — это при настоящем ускорении, — и нас вернет прямо на Землю.
—  Здорово, просто здорово. Вперед, двадцать пятый! — оживился Линч. — Я слышал, ребята падали лицом вниз и целовали Землю, когда возвращались. Что касается меня, я весь остаток дней проживу в какой-нибудь пещере.
Саттон взглянул на диски. Колебание было легким, но заметным.
—  О Боже, — хрипло проговорил он, — другой вал тоже разболтался.
Линч принялся изрыгать проклятия. Верона опустил плечи.
—  Давайте попробуем закрепить и его. Другая втулка была отлита, обточена, отполирована и установлена в машину. Диски колебались, поскрипывали. Охристый кружок Марса придвигался все ближе. Не полагаясь на компьютер, кадеты рассчитали и построили курс вручную. Результаты не намного, но существенно отличались от машинных. Кадеты мрачно переглянулись.
—  Так, — сказал Острэндер, — где-то ошибка. В приборах? В расчетах? В построении кривой? Или в компьютере?
—  По крайней мере, не рухнем вверх тормашками, — заметил Кулпеннер.
Верона опять стал наблюдать за компьютером.
—  Не могу понять, почему диски не вращаются равномернее... Не сместились ли крепления? — Он снял боковой кожух, осмотрел внутренности и пошел за инструментом.
—  Что ты собираешься делать? — спросил Саттон.
—  Попытаюсь развернуть кронштейны. Я думаю, в этом причина наших неудач.
—  Черт возьми! Ты будешь насиловать машину, пока она вообще не перестанет работать.
Верона остановился и обвел присутствующих вопросительным взглядом.
—  Ну что? Какое будет решение?
—  Может, лучше посоветоваться со стариком, — неуверенно предложил Острэндер.
—  Ты же знаешь, что он скажет.
—  Давайте разыграем. Туз пик пойдет и спросит его.
Туз достался Кулпеннеру. Он постучался в дверь Генри Белта. Ответа не последовало. Он хотел постучать снова, но воздержался и вернулся к группе.
—  Подождем, пока покажется сам. Я лучше упаду на Марс, чем вызову Генри Белта с его тетрадью.
Корабль пересекал орбиту Марса, несколько опережая красную планету. Она надвигалась грузно и величаво. Ясно виднелись мелкие детали рельефа. Но расстояние все же оказалось слишком большим. И вместо того чтобы по вытянутому эллипсу обогнуть Марс и направиться к Земле, корабль по гиперболе устремился дальше, уже при скорости пятьдесят миль в секунду. Марс уходил назад и в сторону. Впереди лежал пустой космос. Солнце заметно уменьшилось. Земля стала неразличима среди звезд. Марс быстро удалялся, а космос казался зловещей пустыней.
Генри Белт не появлялся в течение двух дней. Кулпеннеру пришлось трижды стучать в дверь, прежде чем показалось весьма странное существо, в котором кадеты не без труда узнали Генри Белта. Лицо его сильно опухло и приобрело лиловый оттенок. Глаза были красными и блестели. Короткие волосы торчали во все стороны. Но он по-прежнему говорил спокойным ясным голосом.
—  Мистер Кулпеннер, ваш безжалостный грохот принес мне беспокойство. Вы меня просто вывели из себя.
—  Прошу прощения, сэр. Мы боялись, что вы заболели.
Генри Белт не ответил. Он взглянул мимо Кулпеннера на лица остальных кадетов.
—  Джентльмены, у вас необычайно озабоченный вид. Неужели моя предполагаемая болезнь вызвала такое беспокойство?
—  Компьютер вышел из строя, — не удержался Саттон.
—  Ну так что ж, вы должны починить его.
—  Надо сместить крепления. Если мы сделаем это не правильно...
—  Мистер Саттон, будьте любезны, не утомляйте меня мелкими деталями управления кораблем.
—  Но, сэр, дело принимает серьезный оборот. Нам нужен ваш совет. Мы проскочили Марс...
—  Ну и что? Есть еще Юпитер. Неужели я должен напоминать вам основы астронавигаций?
—  Но компьютер совсем разладился.
—  Тогда, если хотите вернуться на Землю, рассчитайте курс с помощью карандаша и бумаги. Почему нужно объяснять очевидное?
—  Юпитер далеко! — пронзительно воскликнул Саттон. — Почему бы не повернуть прямо к дому? — последнее было произнесено почти шепотом.
—  Я вижу, что был слишком мягок с вами, грубияны, — сказал Генри Белт. — Вы стоите тут без всякого толку, болтаете чепуху, в то время как оборудование разваливается, а корабль летит черт знает куда. Все за борт. Осматривать парус! Вперед! И побольше жизни. Кто вы? Ходячие трупы? Мистер Кулпеннер, в чем причина задержки?
—  Мне кажется, сэр, что мы приближаемся к поясу астероидов. Как ответственный дежурный, я считаю своей обязанностью отклонить парус, чтобы миновать эту область.
—  Можете сделать это. Затем присоединяйтесь к остальным.
—  Да, сэр.
Кадеты облачились в скафандры, причем Саттон сделал это с большим отвращением, и вышли в темную пустоту.
Когда они вернулись, Генри Белт уже ушел в свою каюту.
—  Как указал мистер Белт, у нас нет большого выбора, — сказал Острэндер. — Мы пропустили Марс, давайте поймаем Юпитер. К счастью, он в удобном положении — иначе придется искать Сатурн или Уран...
—  Они все за Солнцем, — заметил Линч. — Юпитер — наш последний шанс.
—  Давайте попытаемся в последний раз. Я имею в виду починку втулок.
Но теперь колебания как будто прекратились. Диски вращались равномерно. На датчике точности горел зеленый огонек.
—  Здорово! — радостно воскликнул Линч. — Вводите информацию. Вперед! На всех парусах к Юпитеру! Господи, ну и прогулка!
—  Подожди радоваться, — сказал Саттон. Возвратившись после осмотра паруса он стоял в стороне, бледный, с горящими глазами. — Это еще не конец. Похоже, его и не предвидится.
Остальные пятеро сделали вид, будто не слышали эту реплику. Компьютер выплевывал цифры. Предстояло пройти миллиард миль. Ускорение стало меньше из-за ослабления солнечного ветра. Юпитер должен был приблизиться не раньше чем через месяц.

Глава 6

Корабль с огромным парусом, ловившим лучи угасающего Солнца, летел подобно призраку — все дальше и дальше. Все кадеты проделали независимые расчеты и пришли к одному и тому же результату. Если маневр вокруг Юпитера не будет выполнен с большой точностью, шансов не останется. Сатурн, Уран, Нептун, Плутон находились далеко за Солнцем. Слабеющее тяготение Солнца не сможет удержать корабль, мчащийся со скоростью сто миль в секунду. Сама природа парусника делала его неспособным к торможению.
Семь человек продолжали свою жизнь на корабле, и их оплетала невидимая паутина разнообразных взаимоотношений. Общие свойства человеческой природы отошли на задний план, уступив место разнообразию характеров и привычек. Каждый кадет казался остальным чем-то вроде ходячей характеристики, а Генри Белт представлялся неким неведомым существом, которое время от времени появлялось из своего убежища и бродило по кораблю с загадочной улыбкой аттического героя.
Маячивший вдали Юпитер постепенно увеличивался в размерах, и корабль уже испытывал его влияние. Кадеты все больше внимания уделяли компьютеру, многократно перепроверяя данные. Верона был слишком скрупулезным. Саттон — самым беспокойным и бесполезным. Линч ворчал и ругался, но упорно работал. Острэндер жаловался тонким визгливым голосом. Фон Глюк работал с хладнокровием фаталиста. Кулпеннер казался беззаботным, почти веселым. Его вежливость раздражала Острэндера, приводила в ярость Линча, вызывала ненависть у Саттона. Вероне и фон Глюку, напротив, придавала сил и уверенности та манера, с которой Кулпеннер воспринимал ситуацию. Генри Белт не говорил ничего. Иногда он выходил из своей каюты, чтобы осмотреть кают-компанию и кадетов с беспристрастным любопытством посетителя сумасшедшего дома.
Линч внезапно сделал открытие, известив о нем странным глухим звуком, выражавшим крайнее смятение. У Саттона вырвался подобный же звук, но с вопросительной интонацией.
—  Боже мой, боже мой, — повторял Линч. Верона повернулся к нему.
—  В чем дело?
—  Посмотри. Вот этот механизм. Когда мы заменяли диски, вся система сдвинулась на одно деление. Эти две белые точки должны перемещаться синхронно. Но одна отстает на шаг. Все результаты совпадали, потому что они все сдвинуты на одну и ту же величину.
Верона вскочил и принялся за дело. Он снял кожух, отсоединил другие блоки, осторожно приподнял устройство и установил его в правильное положение. Остальные кадеты, кроме Кулпеннера, который был ответственным дежурным, обступили Верону и наблюдали за его работой.
Появился Генри Белт.
—  Джентльмены, вы весьма прилежно занимаетесь навигацией, — заметил он.
—  Делаем все, что в наших силах, — процедил сквозь зубы Линч. — Позор тем, кто подсунул нам такую машину.
Появилась красная тетрадь.
—  Мистер Линч, я отмечаю вас не за личные чувства, которые, несомненно, касаются только вас, но за то, что вы выражаете их вслух и тем самым способствуете возникновению нездоровой атмосферы отчаяния и истерического пессимизма.
У Линча покраснела шея, но он промолчал и занялся компьютером. Зато Саттон внезапно выкрикнул:
 — Чего еще вы ждете от нас? Мы пришли учиться, а не мучиться или летать до конца жизни!... Генри Белт терпеливо слушал.
—  Подумать только! — продолжал Саттон. — Мы семеро в этой капсуле до конца жизни!
—  Боюсь, что должен поставить вам два минуса за вашу выходку, мистер Саттон. Хороший астронавт сохраняет достоинство в любой ситуации.
Линч наконец оторвался от компьютера.
—  Так. Теперь мы получили скорректированные данные. Знаете, что получается?
Генри Белт повернулся к нему с учтивым любопытством.
—  Мы пролетим мимо, — сказал Линч, — так же, как пролетели Марс. Юпитер изменит нашу орбиту и направит нас к Близнецам.
Наступила мертвая тишина. Генри Белт повернулся к Кулпеннеру, который, стоя у иллюминатора, фотографировал Юпитер своей камерой.
—  Мистер Кулпеннер?
—  Да, сэр.
—  Вас, кажется, не касается перспектива, обрисованная мистером Саттоном?
—  Я надеюсь, она не является неизбежной.
—  Как вы предполагаете избежать ее?
—  Полагаю, мы можем запросить помощи по радио, сэр.
—  Вы забыли, что я сломал радио.
—  Мне помнится, в грузовом отсеке правого борта находился ящик с ярлыком “Радиодетали”.
—  К сожалению, вынужден вас разочаровать, мистер Кулпеннер, этот ящик маркирован неверно.
Острэндер вскочил и выбежал из кают-компании. Послышался шум передвигающихся ящиков. На миг воцарилась тишина. Затем Острэндер вернулся. Он смотрел на Генри Белта.
—  Виски. Бутылки виски. Генри Белт кивнул.
—  Я же вам говорил.
—  Но теперь у нас нет радио! — вызывающе выкрикнул Линч.
—  У нас никогда не было радио, мистер Линч. Вас предупреждали заранее, что вы должны рассчитывать только на собственные силы. Вы потерпели неудачу и обрекли на гибель и меня, и самих себя. Кстати, я должен поставить вам всем по десять минусов за плохую проверку снаряжения.
—  Минусы, — мрачно произнес Острэндер.
—  Итак, мистер Кулпеннер, — продолжал Генри Белт, — каково ваше следующее предложение?
—  Не знаю, сэр.
—  А что сделали бы вы, сэр, в нашем положении? — миролюбиво осведомился Верона. Генри Белт покачал головой.
—  У меня богатое воображение, мистер Верона, но есть проблемы, которые лежат за пределами моих возможностей. — И он ушел в свою каюту.
Фон Глюк вопросительно посмотрел на Кулпеннера.
—  Это точно. Тебя как будто ничего не касается.
—  Нет, конечно, касается. Но думаю, мистер Белт тоже хочет попасть домой. Он слишком хороший астронавт, чтобы не знать, как нужно действовать.
Дверь в командирскую каюту снова открылась Генри Белт стоял на пороге.
—  Мистер Кулпеннер, я случайно услышал ваше замечание и теперь ставлю вам десять минусов. Подобная позиция означает беспечность столь же опасную, как явная паника мистера Саттона. — Он окинул взглядом кают-компанию. — Не обращайте внимания на слова мистера Кулпеннера. Он заблуждается. Даже если бы мне было известно, как исправить положение, я не пошевелил бы и пальцем. Потому что предпочитаю умереть в космосе.

Глава 7

Парус был развернут краем к Солнцу. Юпитер стал смутным далеким пятном за кормой. В кают-компании оставались пятеро кадетов. Кулпеннер, Верона и фон Глюк сидели и вполголоса разговаривали. Острэндер и Линч лежали, обхватив колени руками и неподвижно глядя в стену. Саттон покинул корабль два дня назад. Тайком надев скафандр, он пробрался к выходному люку и бросился головой вниз в космос. Реактивное устройство сообщило ему дополнительную скорость, и прежде чем кто-либо успел вмешаться, он исчез.
Вскоре после этого Линч и Острэндер впали в тяжелую депрессию. Работоспособность сохранили лишь трое: учтивый Кулпеннер, прагматичный Верона и впечатлительный фон Глюк.
Они говорили тихо, чтобы не услышал в своей каюте Генри Белт.
—  Мне все-таки кажется, у нас еще есть какое-то средство, и Генри Белту оно известно, — сказал Кулпеннер.
—  Хотел бы и я так думать, — отозвался Верона. — Мы уже по сто раз проиграли все варианты. Если направить корабль на Сатурн, Нептун или Уран, вектор силы тяги и вектор момента в сумме дадут силу, которая унесет нас далеко за пределы Плутона, прежде чем мы куда-нибудь приблизимся. Плазменные двигатели могли бы остановить корабль. Но где взять энергию? Рефлектор столько не даст. А другого источника у нас нет...
Фон Глюк ударил кулаком по ладони.
—  Джентльмены, — объявил он приглушенным радостным голосом, — кажется, у нас есть энергия. Мы используем парус. Помните, он надувается и может работать как вогнутое зеркало. Солнечный свет здесь слабый, но когда мы соберем его в фокус...
—  Я понял! — оживился Кулпеннер. — Мы развернем корпус так, чтобы реактор оказался в его фокусе, и включим плазменные двигатели.
—  Но тогда мы опять будем испытывать лучевое давление, — возразил Верона, — и что еще хуже, сопла будут направлены к парусу. Возникнет торможение, и мы ничего не достигнем.
—  Если вырезать центральную часть паруса, плазма будет уходить в дыру. А что касается лучевого давления — реактивная сила намного превысит его.
—  А из чего мы получим плазму?
—  Из всего, что можно ионизировать: радио, компьютер, твои ботинки, моя рубашка, камера Кулпеннера, виски Генри Белта...

Глава 8

"Ангел” приблизился к паруснику номер двадцать пять, дрейфовавшему рядом с парусником номер сорок, который готовился принять новую команду.
Транспортер занял штатное положение. Три человека начали с помощью тросов переправлять тюки с грузом на парусник номер сорок в нескольких сотнях ярдов от двадцать пятого.
Пятеро кадетов и Генри Белт, одетые в скафандры, вышли на солнечный свет. Внизу простиралась Земля: зеленая, голубая, белая, коричневая — такая знакомая и до слез родная. Кадеты, загружавшие парусник номер сорок, взирали на них с любопытством. Наконец, шесть человек из двадцать пятого перебрались на “Ангел”.
—  Вернулись целы, а. Генри? — послышался знакомый голос пилота. — Всегда удивляюсь...
Генри Белт не ответил. Кадеты погрузили свое снаряжение и, стоя у люка, бросили последний взгляд на парусник номер двадцать пять.
Включились реактивные двигатели, и оба паруса словно улетели вверх.
"Ангел” осторожно прошел слои облаков, затем затормозил, выпустил крылья и совершил мягкую посадку в Моджайв Дезет.
Кадеты, у которых от непривычной тяжести внезапно ослабли ноги, заковыляли вслед за Генри Бел-том к автобусу. Когда они вышли у административного корпуса, Генри Белт жестом предложил кадетам задержаться.
—  Здесь, джентльмены, мы расстанемся. Сегодня я просмотрю свою красную тетрадь и подготовлю официальный рапорт. Но думаю, что могу в неофициальном порядке сообщить вам мои впечатления. Мистер Линч и мистер Острэндер, я полагаю, вы неустойчивы к продолжительным эмоциональным нагрузкам, и не могу рекомендовать вас для работы в космосе.
Мистер фон Глюк, мистер Кулпеннер, мистер Верона, вы удовлетворяете моим минимальным требованиям, хотя я напишу “особо рекомендуется” только против имен “Клайд фон Глюк” и “Маркус Верона”. Вы привели парусник на Землю, продемонстрировав безукоризненную навигационную подготовку.
Итак, наша совместная работа закончена. Думаю, вы извлекли из нее урок. — Генри Белт коротко кивнул каждому из пятерых и побрел к одному из зданий.
Кадеты проводили его долгим взглядом. Кулпеннер достал из кармана два небольших металлических предмета.
—  Узнаете?
—  Хм, — вяло отозвался Линч. Втулки для компьютерных дисков.
—  Нашел в ящике для запасных частей. Прежде их там не было.
Фон Глюк понимающе покачал головой.
—  Насколько я помню, машина всегда отказывала после осмотра парусов.
Линч со свистом втянул воздух, повернулся и зашагал прочь. Острэндер последовал за ним. Кулпеннер пожал плечами, потом протянул одну из втулок Вероне, а другую — фон Глюку.
—  Вроде сувениров..., или медалей. Вы их заслужили, ребята.
—  Спасибо, Эд, — сказал Глюк.
—  Спасибо, — пробормотал Верона, — сделаю из этой штуки булавку для галстука.
В сумеречном небе появились первые звезды. Не глядя друг на друга, трое астронавтов побрели к зданию, где их ждали родные и близкие.