Фриц Лейбер
Требуется неприятель
Перевод С. Славогородского
Яркие звезды марсианского неба сияющей крышей нависли над фантастически неожиданной картиной. Существо, обладающее оптическим зрением, увидело бы землянина, одетого в самые обычные пиджак и брюки жителя XX столетия, который стоял на валуне, торчащем фута на четыре из ржавого песка. Лицо его было костлявым и аскетичным, глаза в глубоких глазницах неистово сверкали. Время от времени его длинные волосы падали на глаза. Губы безостановочно двигались, обнажая большие желтоватые зубы, а перед ним висело облачко слюны - он произносил речь. На английском языке, между прочим. Он так сильно напоминал старинного уличного оратора, что так и хотелось поискать глазами фонарный столб, тупые лица слушателей, столпившихся на обочине, и разгуливающего поблизости полицейского. Но удивительный, мягко сияющий ореол, окружающий м-ра Уитлоу, отбрасывал блики на ласково-черные панцири и приделанные к ним ноги, слегка напоминающие муравьиные, увеличенные во много раз. Каждое существо из собравшихся перед оратором состояло из метрового овального туловища, у которого не было других отверстий на сверкающей черной поверхности, если не считать маленького рта, который действовал как скользящая дверь я открывался и закрывался через равные промежутки времени. К этому туловищу были прикреплены восемь членистых ног, заканчивающихся искусно манипулирующими рабочими органами. Эти существа собрались вокруг валуна м-ра Уитлоу. Прямо перед ним, немного в стороне от остальных, пристроилось еще одно существо. По бокам от него расположились еще двое, чьи отливающие серебром скорлупы вызывали мысль о ветровой эрозии и, стало быть, о возрасте. А вокруг всего этого сборища - черная до горизонта, очерченного лишь исчезновением звездного поля, равнина. Низко над горизонтом сверкала лазурная Земля - вечерняя звезда Марса, а рядом с ней - тонкий полумесяц Фобоса. Марсианским жесткокрылам вся эта картина представлялась совершенно в другом виде, поскольку их представления основывались на совершенно иных принципах восприятия, чем у самых утонченных человеческих органов чувств. Их мозги, находящиеся в глубине тел, непосредственно ощущали все, находящееся в радиусе примерно пяти - десяти метров. Для них голубое сияние Земли было всего лишь рассеянным фотонным облачком, чуть превосходящим порог восприятия, но в то же время слегка отличающимся от фотонных облачков света звезд и слабого сияния Луны. Марсианские жесткокрылы не могли бы представить себе образ Земли, если бы не пользовались линзами, чтобы создать такой образ внутри своей воспринимающей области. Они представляли твердую поверхность под собой как песчаную полусферу, изрытую ходами различных ползучих и сороконожкообразных норкокопателей. Они ощущали бронированные тела и мысли друг друга. Но главным образом их внимание было сосредоточено на этой незащищенной, неэкономичной и беспорядочной куче, которая считала себя м-ром Уитлоу, - удивительно мокрой форме жизни, невесть как появившейся на сухом Марсе. Физиология жесткокрылов была типичной для истощенной планеты. Скорлупы их были двойными, пространство между стенками ночью опускалось, чтобы сохранить тепло, а днем поднималось, чтобы поглощать его. Легкие их были настоящими аккумуляторами кислорода, они вдыхали разреженный воздух. Рот - этот двойной клапан, позволял создавать высокое внутреннее давление. Вдыхаемый кислород использовался 100- процентно, а выделялась чистая двуокись углерода, несущая и другие респираторные выделения. Редкие струйки их чрезвычайно бурного дыхания заставляли м-ра Уитлоу морщить свой крупный нос. А вот что позволяло мистеру Уитлоу существовать и даже произносить речь на холоде при недостатке кислорода - оставалось неясным. Это было так же любопытно, как и вопрос об источнике мягкого сияния, которое окружало землянина. Обмен информацией между человеком и его аудиторией происходил телепатически. Он говорил вслух по просьбе жесткокрылов, так как, подобно большинству нетелепатов, его мысли упорядочивались и прояснялись в процессе речи. Звуки его голоса быстро затухали, в разреженном воздухе они звучали как из-под патефонной иглы без усилителя, что увеличивало жуткую нелепость его неистовых жестов и гримас. - Итак, - заключил м-р Уитлоу хриплым голосом, отбрасывая длинные волосы со лба, - я возвращаюсь к своему первоначальному предложению: не хотите ли вы напасть на Землю? - А мы, м-р Уитлоу, - промыслил главный жесткокрыл, - возвращаемся к нашему первоначальному вопросу, на который вы так и не ответили зачем нам это? На лице м-ра Уитлоу появилась гримаса, выражающая раздражение и потерю терпения. - Как я уже неоднократно говорил, я не могу все полностью объяснить. Но уверяю вас в своем чнстосердечии. Я обещаю обеспечить транспортировку и всемерно облегчить вам выполнение задания. Видите ли, вторжение должно быть чисто символическим. Вскоре вы вернетесь на Марс со своими трофеями. Я уверен, что вы не упустите такой шанс. - М-р Унтлоу, - заметил главный жесткокрыл с юмором, таким же ядовитым и сухим, как и сама его планета, - я не могу прочесть ваши мысли, если вы не произносите их вслух. Они слишком запутаны, но я ощущаю ваше предубеждение. Вы основываетесь на совершенно неправильном представлении о нашей психологии. Очевидно, для вашего мира является обычным представлять чуждые разумные существа злобными чудовищами, единственное стремление которых разрушить, уничтожить, покорить, обрушить невообразимые жестокости на существа, менее развитые, чем они сами. Мы - древняя и бесстрашная раса. Мы переросли страсти и тщеславие, даже честолюбивые устремления своей юности. Мы не принимаем никаких планов, если они не связаны со здравыми и весомыми причинами. - Но если причина только в этом, то вы, несомненно, должны видеть выгоду моего предложения: почти или совсем никакого риска и вы получаете существенную добычу. Главный жесткокрыл прочнее устроился на своем валуне, и его мысли сделали то же самое: - М-р Уитлоу, позвольте напомнить вам, что нас всегда было трудно втянуть в войну. За всю историю нашими единственными врагами были моллюски из бескрайних океанов Венеры. В пору рассвета их культуры они прибыли в своих заполненных водой кораблях с целью покорить нас; произошло несколько длительных и ожесточенных войн. Но, в конце концов, и они обрели расовую зрелость и некоторую бесстрастную мудрость, хотя и не равную нашей. Было объявлено вечное перемирие на тех условиях, что каждая из сторон остается на своей планете и больше не предпринимает попыток набега. Веками мы оставались верными этому перемирию в обоюдной изоляции. Сами видите, м-р Уитлоу, что нам не выгодно принимать такое неожиданное и таинственное предложение, как ваше. - Вношу предложение, - вмешался старший жесткокрыл, сидевший справа от главного. Мысли его молнией метнулись к Уитлоу. - Кажется, ты, земляшка, обладаешь силами, которые, возможно, даже превосходят наши. Твое появление на Марсе без всякого видимого транспортного средства и твоя способность переносить холод без какой-либо изоляции - вот достаточное тому доказательство. Насколько мы поняли, другие обитатели твоей планеты не обладают такими силами. Почему бы тебе самому не напасть на них, подобно бронированному ядовитому червяку-отшельнику? Зачем тебе наша помощь? - Друг мой, - веско сказал Уитлоу, наклоняясь вперед и вонзая взгляд в серебристую раковину старейшины, - я ненавижу войну как подлейшее занятие и активное участие в ней считаю величайшим злодеянием. И, тем не менее, я принес бы себя в жертву, сели бы мог добиться своей цели подобным образом. К сожалению, не могу. Не возникает чисто психологический эффект, который мне нужен. Белее того, - он помолчал в замешательстве, - я должен признаться, что еще не вполне подчинил себе свои силы. Я их не понимаю. Волею непостижимого провидения в мои руки попало устройство, которое, вероятно, является творением существ, неизмеримо более развитых, чем любое существо в нашей Вселенной. Оно дает мне возможность путешествовать в пространстве и времени, защищает от опасностей, дает мне тепло и свет, контролирует марсианскую атмосферу вокруг меня и концентрирует ее так, что я могу нормально дышать. Но что касается более широкого использования - смертельно боюсь, что устройство выйдет из-под контроля. Мой собственный небольшой эксперимент имел катастрофические последствия, повторить его я не осмеливаюсь. Старший жесткокрыл частным образом обменялся мыслями с главным: - Может быть, мне стоит попытаться загипнотизировать его помрачившийся разум и отобрать у него это устройство? - Давай. - Только я боюсь, что устройство защитит его разум так же успешно, как и тело, - М-р Уитлоу, - резко сказал главный, - вернемся к доводам. С каждым произнесенным словом ваше предложение становится все более безрассудным, а ваши мотивы все более неясными. Если вы хотите, чтобы мы проявили серьезный интерес, вы должны дать нам ответ на один вопрос: почему вы хотите, чтобы мы напали на Землю? Уитлоу скривился. - Именно на этот вопрос я не хотел бы отвечать, - Хорошо, сформулируем по-другому, - настойчиво продолжал главный. - Какую личную выгоду вы собираетесь извлечь из нашего нападения? Уитлоу вытянулся, как струна, и поправил галстук. - Никакой! Абсолютно никакой! Для себя я ничего не добиваюсь. - Вы хотите править Землей? - настаивал главный. - Нет! Нет! Я ненавижу любую тиранию. - Значит, месть? Земля обидела вас, и вы пытаетесь отомстить? - Нет! Я никогда не опущусь до такого варварского поведения. Я никого не обвиняю и ни к кому не питаю ненависти. Желания причинить кому-нибудь вред нет в моих мыслях. - Ну-ну, м-р Уитлоу! Вы же только что просили нас напасть на Землю. Как же это согласуется с вашими чувствами? Уитлоу разочарованно закусил губу. Главный быстро спросил старшего: - Как успехи? - Совершенно никаких. За его разум чрезвычайно трудно ухватиться. И, как я предвидел, он защищен. Глаза Уитлоу остановились на очерченном звездами горизонте. - Я и так сказал вам очень многое, - произнес он. - Исключительно из-за того, что я сильно люблю Землю и человечество, прошу вас напасть на нее. - Вы выбрали странный способ выражения своей любви, - заметил главный. - Да, - продолжал Уитлоу, и голос его слегка потеплел, но глаза сохраняли отсутствующее выражение. - Я хочу, чтобы ваше нападение предотвратило войну. - Это становится все более и более загадочным. Развязать войну, чтобы прекратить ее? Этот парадокс требует объяснений. Берегитесь, м-р Уитлоу, как бы я не впал в заблуждение и не начал считать чуждых существ злобными и слабоумными чудовищами. Взгляд Уитлоу опустился и остановился на главном. Затем он шумно вздохнул. - Полагаю, мне придется объясниться, - пробормотал он. - Вероятно, в конце концов, вы сами все выясните. Хотя проще было бы другим образом... Он отбросил непослушные волосы и слегка утомленно помассировал лоб. Заговорив снова, он стал гораздо меньше походить на оратора. - Я пацифист. Жизнь моя посвящена благородной задаче предотвращения войн. Я люблю людей. Но они впали в заблуждение и грех, пали жертвой своих низменных страстей. Вместо того чтобы доверчиво шагать рука об руку к исполнению всех своих великолепных мечтаний, они постоянно конфликтуют, устраивают гнусные войны. - Возможно, на то есть причины, - мягко предположил главный. - Какие-то неравенства, которые нуждаются в урегулировании или... - Не надо, - осуждающе проронил пацифист. - Войны становятся все более жестокими и ужасными. И я, и другие обращались к здравому смыслу большинства, но тщетно. Они упорствуют в своих заблуждениях. Я ломал себе голову в поисках решения. Рассматривал все мыслимые средства. С тех пор как мне в руки попало это... э- э... это устройство, я искал в космосе и даже в других временных потоках секрет предотвращения войн. Безуспешно. Те разумные расы, которые я обнаружил, либо сами занимались войнами, либо никогда не знали войн. Это, конечно, очень милые существа, но они не могли мне дать никакой полезной информации. Есть еще один вариант - когда войны перерастали в такие мучительные и ужасные битвы, что не оставалось никого и ничего, за что стоило бы бороться. "Как у нас", - подумал главный, но ничего не сказал. Пацифист протянул руку, обратив ладони к звездам. - И поэтому я снова должен был обходиться собственными силами. Я всесторонне изучил человечество. Постепенно убедился, что наиболее худшая его черта - и одна из тех, что наиболее ответственна за войны, - это чрезвычайно раздутое, самомнение. На моей планете человек - венец творения. Все другие животные мало чем отличаются друг от друга - ни один вид не превалирует. На хищников есть свои хищники. Каждое травоядное конкурирует с другими из-за трав или листьев. Даже рыбы в морях и миллиарды паразитов, роящихся в крови, делятся на породы примерно равных возможностей и способностей. И все это способствует скромности и чувству реальности. Никакие виды животных не склонны сражаться между собой, так как это расчищает дорогу третьим видам. И лишь у человека нет серьезных конкурентов. И в результате человек приобрел манию величия, а заодно и манию преследования и зависти. В отсутствие ограничений, которые поставила бы конкуренция, он заполнил свой дом, свою планету, нескончаемыми войнами. Некоторое время я обосновывал свою идею. Я с тоской размышлял о том, что развитие человечества могло идти совершенно иным путем, если бы ему пришлось делить свою планету с каким-нибудь другим видом, равным ему по разуму. Скажем, с каким-либо морским народом, способным создавать машины... Я вспомнил, как во время таких величайших природных катастроф, как пожары, наводнения, землетрясения и чума, люди на время прекращают раздоры и работают рука об; руку - бедные и богатые, враги и друзья. К несчастью, такое сотрудничество длится только до тех пор, пока люди еще раз не докажут свое превосходство над окружающей средой, пока не возникнет постоянно отрезвляющая угроза. И тогда... На меня снизошло откровение. Взгляд м-ра Уитлоу скользнул по черным раковинам - беспорядочной куче атласных серповидных световых пятен, собравшихся вокруг обнимающей его светящейся сферы. Точно так же и разум его скользнул по их скрытым бронированным мыслям. - Я припомнил случай из детства. Радиовещание - мы используем вибрации высокой частоты, чтобы передавать звук, - транслировало шуточный и вымышленный, но правдоподобный репортаж о вторжении на Землю жителей Марса, существ той злобной и разрушительной природы, которой, как вы говорили, мы склонны истреблять чужую жизнь. И многие поверили этому репортажу. Ненадолго вспыхнула паника. И мне представилось, как при первых же признаках настоящего вторжения воюющие народы забудут свои разногласия и встанут бок о бок, чтобы встретить захватчиков. Они осознают, что-то, из-за чего они сражались, в действительности пустяки, фантомы, порождения дурного настроения и страха. К ним вернется чувство реальности. Они поймут, что наиважнейшим фактом является то, что они люди, что они столкнулись со всеобщим врагом, и они величественно примут вызов. Ах, друзья! Когда перед моими глазами возникла эта картина, как воющее человечество при первом ударе объединяется навечно, я задрожал... Я... Даже на Марсе эмоции захлестнули его. - Очень интересно, - вкрадчиво промыслил старший жесткокрыл, - но не будет ли предлагаемый вами метод противоречить той высочайшей морали, которую я ощущаю в ваших признаниях? Пацифист склонил голову. - Друг мой, вы совершенно правы - в большом и окончательном смысле. Но позвольте мне заверить вас, - живость вернулась к нему, - что в тот день, когда возникнет вопрос о межпланетных отношениях, я буду в авангарде защитников межзвездного равенства, буду добиваться полного равенства для жесткокрылов и людей. Но... - Его глаза, лихорадочно блестевшие, снова смотрели из-под волос, упавших на лоб. - Это дело будущего. Животрепещущий вопрос - как остановить войну на Земле? Как я уже говорил, ваше вторжение должно быть чисто символическим и как можно менее кровожадным. Однако даже лишь видимость внешней угрозы - убедительное доказательство того, что человек имеет себе равных или даже превосходящих его соседей по вселенной, и этот факт вернет человечеству естественную точку зрения, сплотит его во взаимооборонительное братство и установит вечный мир! - Это неважно, - промыслил главный сухо, впервые выказывая некоторое высокомерие и расовую гордость, порожденную вечными сухими традициями. - Как я уже говорил, моллюски, очевидно, низшая раса. Всего лишь водянчики. Мы их не видели уже много веков. Насколько мы знаем, они вымерли. И конечно, нас нисколько не сдерживало такое древнее, затасканное соглашение с ними, если бы имелся хоть какой-то здравый и выгодный повод нарушить его. И нам нет смысла, и никогда не было, бояться их. Мысли Уитлоу пришли в замешательство и смущение, его руки с плоскими пальцами бессознательно совершали какие-то движения. Вынужденный вернуться к своему первоначальному аргументу, он неуверенно заговорил: - Но ведь, конечно, должна быть какая-то добыча, которая будет иметь для вас ценность после вторжения на Землю. В конце концов. Земля - планета, богатая кислородом, водой, минеральными и жизненными формами, в то время как Марс испытывает недостаток всего этого. - Совершенно верно, - промыслил главный. - И мы выработали такой образ жизни, который точно соответствует этим условиям. Собирая межзвездную пыль по соседству с Марсом и разумно используя трансмутацию элементов и другую технологию, мы обеспечиваем себя достаточным количеством необходим кого сырья. Чрезмерное земное изобилие поставит нас в затруднительное положение, нарушит нашу систему. Увеличение запасов кислорода заставит нас изучать новый темп дыхания, чтобы избежать кислородного опьянения, что само по себе делает вторжение на Землю небезопасным. Подобные же опасности таит в себе перенасыщение другими элементами и соединениями. А что касается отвратительно кишащих жизненных форм, то ни одна из них не сможет стать полезной вам на Марсе - разве что, к несчастью, какая-то из них найдет пристанище в наших телах и вызовет эпидемию. Уитлоу вздрогнул. Сознавал он это или нет, но его планетарное тщеславие было задето. - Но все же вы упускаете нечто более важное, - убеждал он, - творения человеческой промышленности и мастерства. Человек изменил лик своей планеты гораздо более существенно, чем вы своей. Он покрыл ее дорогами. Он не толпится на открытом воздухе, как вы, а построил обширные города. Он создал всевозможные транспортные средства. Конечно, среди таких ценных вещей вам многое придется по душе. - Маловероятно, - возразил главный. - Я не вижу в вашем умозаключении никаких признаков того, что могло бы вызвать даже малейший наш интерес. Мы приспособились к окружающей среде. Мы не нуждаемся в одежде и домах и в прочих искусственных приспособлениях, которые требуются вам, плохо приспособленным к жизни земляшкам. Наше господство над собственной планетой превосходит ваше, но мы не рекламируем его столь назойливо. Из картины, нарисованной вами, я понял, что вы, земляшки, страдаете гигантоманией и грубым, ничем не прикрытым эксгибиционизмом. - Но ведь есть еще наши машины, - настаивал Уитлоу, кипя от гнева и дергая себя за воротник. - Ужасно сложные машины для различных целей. Они могут быть полезны другим существам так же, как и нам. - Да, представляю себе, - ядовито заметил главный. - Огромная неуклюжая груда колес и рычагов, проволоки и трубок. В любом случае наши тела лучше. Он быстро послал вопрос старшему: - Ну как, гнев не сделал его разум более уязвимым? - Еще нет. Уитлоу сделал последнее усилие, с огромным трудом сдерживая негодование. - Кроме всего прочего, есть и искусство. Культурные сокровища неизмеримой ценности. Работа существ, творчески одаренных гораздо больше, чем вы. Картины, музыка, живопись, скульптура. Конечно... - М-р Уитлоу, не делайте из себя посмешище, - сказал главный. - Искусство становится бессмысленным вне его культурного окружения. Что интересного можно ожидать от неуклюжего самовыражения незрелой расы? Более того, ни один из тех видов искусства, что вы перечислили, не может быть приспособлен к нашему способу восприятия, исключая скульптуру, а в этой области наши достижения неизмеримо выше, поскольку мы непосредственно воспринимаем объем. Ваше восприятие - всего лишь улавливание теней, ограниченное неестественными двухмерными образами. Уитлоу выпрямился и скрестил руки на груди. - Отлично, - проскрежетал он. - Вижу, что не смогу уговорить вас. Но... - Он погрозил пальцем главному. - Позвольте мне кое-что сказать вам. Вы презираете людей, называете их грубыми и незрелыми. Вы обливаете грязью их промышленность, науку, искусство. Вы отказываетесь помочь им в беде. Вы полагаете, что имеете возможность пренебречь ими. Отлично. Продолжайте в том же духе - посмотрим, что произойдет! Мстительный огонь загорелся в его глазах. - Я знаю своего соплеменника - человека. Войны сделали его деспотичным и предприимчивым. Он поработил животных, обитавших в полях и лесах. Когда может, он порабощает и себе подобных, а когда не может, то опутывает их неощутимыми цепями экономической зависимости и благоговением перед его престижем. Он - тупоголовая марионетка своих низменных инстинктов, но в то же время он талантлив, чертовски упорен, влекомый своими безграничными амбициями! У него уже есть атомная энергия и ракеты. Через несколько тысячелетий у него будут космические корабли и субатомное оружие. Продолжайте в том же духе и ждите! Постоянные войны побуждают человека совершенствовать оружие до невообразимого уровня. Дождитесь и этого! Дождитесь, когда он появится на Марсе во всей своей мощи! Дождитесь, когда он познакомится с вами и поймет, какими замечательными рабочими вы можете стать с вашей бронированной приспособляемостью ко всем видам окружающей среды. Дождитесь, когда он добьется раздоров с вами, победит вас, поработит вас и погрузит на корабли, набив вами вонючие трюмы, чтобы вы работали в земных шахтах, на океанском дне, в стратосфере и ни планетоидах, которые земляне захотят эксплуатировать. Да, продолжайте в том же духе и ждите! Уитлоу прервал речь, грудь его высоко вздымалась, некоторое время он сознавал лишь свое злобное удовлетворение, высказав все этим несносным жукоподобным созданиям. Потом он огляделся... Жесткокрылы приближались. Передние особи вырисовывались во всем своем отвратительном паукообразном облике, почти вторгаясь в его защитную сферу. Точно так же приближались и их мысли, образовав стену угрозы, более черную, чем окружающая их марсианская ночь. Исчезли высокомерное веселье и хладнокровная отстраненность, которые так раздражали его. Он с недоверием осознал, что каким-то образом пробился сквозь их броню, попал в самое уязвимое место. Он поймал быструю мысль старшего к главному: - А если и другие хоть немного похожи на этого, они будут вести себя точно так, как он сказал. Это еще одно подтверждение. Он медленно огляделся вокруг, наклонил голову, пытаясь отыскать ключ к внезапному изменению позиции жесткокрылов. Его озабоченный взгляд остановился на главном. - Мы переменили мнение, мистер Уитлоу, - хмуро признался главный. - Я говорил вам с самого начала, что мы не колеблемся, принимая решения, когда располагаем ясными и убедительными аргументами. Если ваши глупые доводы относительно гуманности и добычи были явно неудачными, то ваши последняя вспышка убедила нас. Все именно так, как вы говорите. Земляшки в конце концов нападут на нас, и даже с некоторой надеждой на успех, если мы будем ждать. Поэтому, по логике вещей, мы должны провести предупреждающую акцию, и, чем скорее, тем лучше... Мы проведем разведку, и если условия на Земле такие, как вы утверждаете, то мы нападем на нее. Из глубин замешательства и уныния Уитлоу одним махом перескочил к вершинам лихорадочного возбуждения. Его долговязое тело, казалось, вытянулось еще больше. Волосы вернулись на место. - Изумительно! - фыркнул он, а затем взволнованно затрещал: - Конечно, я сделаю все, что смогу. Я обеспечу транспортировку... Я... - В этом нет нужды, - решительно прервал его речь главный. - Мы не более доверяем вашим огромным силам, чем вы сами. У нас есть свои космические корабли полностью пригодные для подобного предприятия. Мы не выставляем их напоказ, как и не хвастаемся другими техническими достижениями и нашей культурой. Мы не используем их, как вы, земляшки, чтобы бесцельно носиться туда-сюда. Тем не менее они у нас есть, накопленные про запас на случай необходимости. Но даже этот презрительный отказ не испортил ликование Уитлоу. Лицо его сияло. Навертывающиеся слезы заставляли моргать лихорадочно блестящие глаза. Его адамово яблоко дергалось от удушья. - Ах, друзья мои... Мои дорогие друзья? Если бы только я мог выразить вам, что означает это для меня! Если бы я только мог рассказать вам, как я счастлив, когда представляю тот великий грядущий момент! Когда люди выглянут из своих траншей и окопов, бомбардировщиков и истребителей, фабрик и домов, наблюдательных постов и штабов, чтобы увидеть ночую угрозу в небесах. Когда их жалкие устремления отпадут, как грязные и рваные одеяния. Когда они разрежут опутывающую их колючую проволоку иллюзорной ненависти и соединятся рука об руку, как истинные братья, чтобы встретить общего врага. Когда, выполнив общую задачу, они добьются истинного и прочного мира! Он остановился, чтобы перевести дыхание. Его остекленевшие глаза любовно остановились на голубой звездочке Земли, едва возвышающейся над горизонтом. - Да, - издалека дошла до него сухая мысль главного. - Для обладающего твоим темпераментом это будет, вероятно, очень радостная и трогательная сцена. Но ненадолго... Уитлоу тупо посмотрел вниз. Последняя мысль главного будто оцарапала его - легкий удар огромной ядовитой клешни. Он не все понял, но ощутил неосознанный страх. - Что... - запинаясь проговорил он. - Что вы имеете в виду? - Я имею в виду, - проронил главный, - что во время нашего вторжения на Землю нам не придется воспользоваться тактикой "разделяй и властвуй", которую обычно применяют в подобных случаях. Вы же знаете: присоединиться к одной фракции, чтобы победить другую - воюющие стороны не очень разборчивы в союзниках, - затем подстрекать к дальнейшему расколу и так далее. Нет, с нашим превосходством в вооружении мы, вероятно, проведем прямую акцию очищения и не станем связываться с утомительными махинациями. А поэтому вы, вероятно, увидите ту вспышку единения земляшек, которой придаете такое большое значение. Уитлоу уставился на него, лицо пацифиста побелело от ужаса. Он облизал губы. - Что вы хотите сказать словами "ненадолго"? - прошептал он сипло. - Что вы имеете в виду под "вспышкой"? - Неужели вам все еще непонятно, м-р Уитлоу? - откликнулся главный с оскорбительным укором. - Неужели вы могли хоть на минуту предположить, что мы совершим крошечное вторжение на Землю и, внушив земляшкам благоговейный страх, вернемся на Марс? Таким методом мы наверняка добьемся того, что со временем произойдет контрвторжение на Марс. Следуя вашему совету, мы только бы ускорили его - земляшки тут же появились бы на Марсе с намерением уничтожить угрозу. Нет, м-р Уитлоу, мы нападем на Землю только для того, чтобы защитить себя от потенциальной опасности. Нашей целью будет полное и тотальное уничтожение, быстрое и эффективное. Наше сегодняшнее военное превосходство делает успех неизбежным. Уитлоу тупо вытаращился на главного, похожий на грязную и почему-то желтоватую статую самому себе. Он раскрыл рот, но не сказал ни слова. - Вы ведь и подумать не могли, м-р Уитлоу, не правда ли, - сердечно продолжал главный, - что мы сделаем что-либо для вашего блага или для блага кого бы то ни было, кроме нас - жесткокрылов? Уитлоу не сводил глаз с ужасных черных восьминогих яиц, подобравшихся ближе, - живых воплощений ядовитой черноты древней планеты. Он только смог мысленно пробормотать: - Но... Я думал, вы сказали... Что нельзя думать о чуждых созданиях, как о злобных чудовищах, стремящихся только к уничтожению и разрушению... - Возможно, - отрезал главный. И только тогда м-р Уитлоу осознал, чем в действительности являются эти чуждые создания. Будто в удушливом кошмаре он увидел, что жесткокрылы подобрались еще ближе Он услышал высокомерно нескрытую мысль, посланную главным старшему: - Ты еще не ухватился за его разум? И ответ старшего. - Нет. И быстрый приказ главного. Черные яйца ворвались в его световую сферу, грозные бронированные клешни потянулись к нему - и это было последним впечатлением м-ра Уитлоу на Марсе. Чуть позже устройство защитило его путем мгновенного перемещения на огромное расстояние - м-р Уитлоу пришел в себя внутри воздушного пузыря, который чудесным образом поддерживал нормальное атмосферное давление в глубинах бескрайних венерианских морей. Подобно рыбе в аквариуме, только с другой стороны, он рассматривал мягко колышущиеся люминесцирующие водоросли и наполовину покрытые ими, полупогруженные в них огромные здания. Вокруг носились сверкающие корабли и существа с щупальцами. Главный моллюск рассматривал существо, вторгшееся в его частный сад, с высокомерным неодобрением, которое даже удивление не могло поколебать. - Кто вы? - холодно спросил он. - Я... Я прибыл, чтобы информировать вас о злобном нарушении перемирия. - Пять глаз на длинных стебельках рассматривали пацифиста с той же холодностью, что прозвучало в повторной мысли. - Но кто вы? Внезапный прилив горькой правдивости заставил м-ра Уитлоу ответить: - Наверное, меня можно назвать поджигателем войны. |